Mind Travel Часть 3 |
Третья часть эпического эпоса о героических героях и долбоибических долбоебах. Первые две можно освежить тут
telemark.ru/Kompressor/2013/09/07/mind-travel-chast-1.html
telemark.ru/Kompressor/2013/11/01/mind-travel-chast-2.html
]Около обшарпанной двери с табличкой «ЖЭУ42» курили два мужика, явно похожие не то на сантехников, не то на электриков. Управление располагалось в переоборудованной квартире на первом этаже панельной девятиэтажки. По улицам неслись пузырящиеся потоки воды, а гроза догромыхивала где-то над восточными окраинами города.
— Надолго? – Проводник задымил рядом с мужиками.
— Хрен его знает. Говорят, резервная линия тоже накрылась. Так что, можешь за свечами в магазин идти.
-Понятно, — Проводник глянул на часы – был полдень.
Перспективы вырисовывались довольно не ясные. Итак, в сухом остатке складывалась следующая ситуация. Если мощности подковы всё – таки хватило, и инсталляция началась, то у парней на севере будет несколько дней хорошей погоды. Это хорошо. С другой стороны, это не стабильная инсталляция, для выхода из которой существую хорошо отработанные способы, а зависание в неопределенности. Даже наиболее вероятно, что в данном географическом месте, в конкретный момент времени, обычный человек попросту не увидит никакой группы. Побочный эффект работы подковы, о котором предупреждали люди, помогавшие вывезти её из зоны. Нужно скорее вытаскивать их оттуда! План действий созрел моментально.
Когда Проводник поворачивал во двор тяжело нагруженную машину, то обратил внимание на крадущийся впереди милицейский «обезьянник». У дверей офиса стояли какие – то молодые люди. «Обезьянник» тяжело перелез через бордюр и остановился. «Спокойно! Переключись на первую и проезжай мимо!». Проводник закрыл тонированное стекло водительской двери и проехав мимо свернул к соседнему дому. План экстренного сворачивания инсталляции провалился. Дорогущий переносной генератор, похоже, был куплен впустую. А сколько будут толкаться у офиса мальчики из ОБНОНа можно было только гадать. В тому времени, когда они уедут, электричество уже наверняка появится. События упрямо складывались в захватывающий, но непрогнозируемый, квест. Покрутился у мусорки на другом конце дома, с которой была видна дверь офиса, благо подвернулся знакомый Серега. Затем забежал в ближайший магазин и вернулся на свой наблюдательный пункт у мусорки. Через час мальчики налепили полосатый скотч на офис, опечатали дверь, сели в машину и свалили. Проводник не спешил. Заметил во дворе «вжаренную по кругу» и на «посадке» Приору. Фондовцы не отличались изящными манерами, ломали дилеров наркоты на раз. В другое время можно было бы пообщаться и с ними, и с мальчиками; ни у тех, ни у других на него ничего не было, но не сейчас. Проводник подрулил с другой стороны дома и зашел в офис районного отделения КПРФ. Партийцы после обеда разбежались по неотложным партийным делам, оставив на вахте только одного Пасю. Пася – типичный откинувшийся люмпен средних лет – всегда был рад приходу Проводника, поскольку тот приносил с собой водку и закуску. Пася же, в свою очередь, порой сам того и не осознавая, был для Проводника своего рода подопытным кроликом — тот порой вспоминал на нем почти забытые энэлпэшные приемчики. На сей раз целью Проводника были не психологические этюды, а огромное, во всю стену приемной, дошедшее из прошлого кумачовое знамя с изображением хмурого и лысого мужского профиля. Поэтому, когда набравшийся Пася со словами «Будешь уходить – замок на защелку поставь, я, бля, спать», отправился на кушетку в подсобке, Проводник допил кофейную бурду в разбитой кружке, потушил сигарету, подошел к знамени, отодвинул ткань в сторону, пошарил рукой по стене, затем взял табурет, углом которого тихо проломил податливый гипсокартон.
Тихое солнечное утро. Здесь, на севере, это имеем определенно наркотическое воздействие. Увидел раз – конец тебе, привыкание абсолютное! На сетчатке твоих глаз останется код, прописавшийся навсегда — на юге вдалеке через белую столешницу тундры цепочка гор, обступивших верховья реки Собь, на севере долины одновременно близкая и далекая, массивная и незаметная в хребте гора Пендирмапэ. Твое время здесь – вечность, твой мир здесь — это вселенная. И утро – лучшее тому подтверждение. С вершины этого утра большинство твоих ощущений, событий и действий вне кода, прописанного на сетчатке, есть всего лишь 999 отражение в 999 зеркале 999 неба, созданного бездарным кормчим. Момент истины – ты тихонько, чтобы не спугнуть отсвет на скате палатки, крадешься из спальника. А дальше – доли секунды, когда молния входа, словно шлюз космического корабля, выравнивает внешнюю и внутреннюю среду. Даже немного глохнешь от тишины такого утра. В этом войлоке негромки и так уместны звуки собирающегося лагеря; звон посуды, щелканье снаряжения, разговоры. Мысли живут сами по себе и их уже не догнать – они где-то в километрах, парсеках, террабайтах и веках от физического тела. Воображение позволяет ощутить что-то почти забытое, но от этого не менее ценное. Кажется, 86-й, болтаюсь на самодельной обвязке из веревки под вершиной скалы, дядя Володя как циркового медвежонка подтягивает меня наверх, следующий кадр – разорванные синие польские резиновые сапоги, мама убьёт! – ухмыляющийся братан – «Это Таганай, Санечка!», переезжаю бурную реку на спине брата, рюкзак шариком, сухари, пот градом — какая же длинная эта каменная река! Затупил, чисто внешне, остановился, превратился в утренний войлок, растворился.
-Ты выходишь?
— Ага! – вздрагиваешь, возвращаясь.
— Рацию возьми.
Интересно, где бы тут найти кнопку Redial, чтобы это утро повторять бесконечно?
Солнечный вечер здесь – одновременно медитативен и разухабист, романтичен и пахнет дневным потом, но от того не мистичен менее утра, хоть и вечность и вселенная твои съеживаются до десятка часов, прошедших этим днем, видения прошлого спокойно отдыхают и не беспокоят. Вместе с этим, твое сегодня здесь – это вечность. Жить сегодняшним днем – избитый тезис современной технократической городской буржуазии – здесь получает свое истинное понимание; жизнь здесь, как и твое сегодня – это твоя вечность и другой у тебя не будет. Вечер, кажется, не привязан географически, хоть и наполнен тыканием глазами и пальцами в какие – то объекты, казалось бы, в километровой доступности. С таким же успехом можно тыкать в космос. Утренний код в багряных закатных красках глубок и выразителен – каждая грань его приобретает свою тень и глубину. Однако, наблюдать за таким вечером из лагеря, когда чувство близости палатки, огня и еды сдвигает акценты восприятия в область быта, и быть непосредственными участниками этой феерии, находясь в горах – разные вещи. У нас есть такая возможность, полярный день дарит нам ее, да и в целом существенно вмешивается в ход биологических часов. Изнутри вечер утончен, романтичен и быстр. Сплетение уже тонкого света и еще робкой тени. В сплетении нет борьбы, они — есть одно целое. Первый вестник теней – это похолодевший воздух; солнце уже не в силах прогреть его. Вскоре растущие тени поглощают тебя. Романтика вместе с философскими бреднями быстро покидают сперва подмерзающие руки и вот ты уже несешься к хорошо различимым в тундре палаткам. Чаще же, ты после очередных, обильных и громких вечерних возлияний, лазером мочи, направленным в сторону заката, вырезаешь фигуры в снегу, базлая при этом песню, чтобы не отрываться от коллектива.
Солнце здесь не всходит и заходит, оно всего лишь поднимается и опускается. День и ночь здесь – понятия весьма и весьма относительные, и более ассоциированы с биологическими часами. Может статься, что древние не были такими непроходимыми идиотами, как нам их часто представляют, утверждая, что Земля плоская. Достаточно предположить, что под плоской Землей подразумевался только лишь один мир, коих могло быть множество, и люди были способны перемещаться между ними, и тотчас наши современники в своем идиотизме представлений о мире поменяются местами с предками. День – это затянувшееся утро, быстро трансформирующееся в вечер. Меняются картинки вокруг – мы снова без устали крутим ногами планету в разные стороны. Режем кантами податливый снег. Надеваем и снимаем камуса, кипятим вдалеке от лагеря чай в маленьком котелке и снова крутим планету. Она, наверное, уже сошла с ума от наших разнонаправленных движений. Впрочем, мы делали все то, что мы делаем в таких случаях уже много раз. И вместе с этим, сама вероятность влияния Проводника, находящегося в тысяче километрах к югу от нас, порой очень мешала мне адекватно воспринимать действительность. Найти доказательств его причастности к хорошей погоде я не мог, оставалось только придать ему и его подкове статус плацебо. Или вовсе позабыть о каких – то инсталляциях и просто наслаждаться моментом. Пожалуй, это лучший вариант.">
telemark.ru/Kompressor/2013/09/07/mind-travel-chast-1.html
telemark.ru/Kompressor/2013/11/01/mind-travel-chast-2.html
]Около обшарпанной двери с табличкой «ЖЭУ42» курили два мужика, явно похожие не то на сантехников, не то на электриков. Управление располагалось в переоборудованной квартире на первом этаже панельной девятиэтажки. По улицам неслись пузырящиеся потоки воды, а гроза догромыхивала где-то над восточными окраинами города.
— Надолго? – Проводник задымил рядом с мужиками.
— Хрен его знает. Говорят, резервная линия тоже накрылась. Так что, можешь за свечами в магазин идти.
-Понятно, — Проводник глянул на часы – был полдень.
Перспективы вырисовывались довольно не ясные. Итак, в сухом остатке складывалась следующая ситуация. Если мощности подковы всё – таки хватило, и инсталляция началась, то у парней на севере будет несколько дней хорошей погоды. Это хорошо. С другой стороны, это не стабильная инсталляция, для выхода из которой существую хорошо отработанные способы, а зависание в неопределенности. Даже наиболее вероятно, что в данном географическом месте, в конкретный момент времени, обычный человек попросту не увидит никакой группы. Побочный эффект работы подковы, о котором предупреждали люди, помогавшие вывезти её из зоны. Нужно скорее вытаскивать их оттуда! План действий созрел моментально.
Когда Проводник поворачивал во двор тяжело нагруженную машину, то обратил внимание на крадущийся впереди милицейский «обезьянник». У дверей офиса стояли какие – то молодые люди. «Обезьянник» тяжело перелез через бордюр и остановился. «Спокойно! Переключись на первую и проезжай мимо!». Проводник закрыл тонированное стекло водительской двери и проехав мимо свернул к соседнему дому. План экстренного сворачивания инсталляции провалился. Дорогущий переносной генератор, похоже, был куплен впустую. А сколько будут толкаться у офиса мальчики из ОБНОНа можно было только гадать. В тому времени, когда они уедут, электричество уже наверняка появится. События упрямо складывались в захватывающий, но непрогнозируемый, квест. Покрутился у мусорки на другом конце дома, с которой была видна дверь офиса, благо подвернулся знакомый Серега. Затем забежал в ближайший магазин и вернулся на свой наблюдательный пункт у мусорки. Через час мальчики налепили полосатый скотч на офис, опечатали дверь, сели в машину и свалили. Проводник не спешил. Заметил во дворе «вжаренную по кругу» и на «посадке» Приору. Фондовцы не отличались изящными манерами, ломали дилеров наркоты на раз. В другое время можно было бы пообщаться и с ними, и с мальчиками; ни у тех, ни у других на него ничего не было, но не сейчас. Проводник подрулил с другой стороны дома и зашел в офис районного отделения КПРФ. Партийцы после обеда разбежались по неотложным партийным делам, оставив на вахте только одного Пасю. Пася – типичный откинувшийся люмпен средних лет – всегда был рад приходу Проводника, поскольку тот приносил с собой водку и закуску. Пася же, в свою очередь, порой сам того и не осознавая, был для Проводника своего рода подопытным кроликом — тот порой вспоминал на нем почти забытые энэлпэшные приемчики. На сей раз целью Проводника были не психологические этюды, а огромное, во всю стену приемной, дошедшее из прошлого кумачовое знамя с изображением хмурого и лысого мужского профиля. Поэтому, когда набравшийся Пася со словами «Будешь уходить – замок на защелку поставь, я, бля, спать», отправился на кушетку в подсобке, Проводник допил кофейную бурду в разбитой кружке, потушил сигарету, подошел к знамени, отодвинул ткань в сторону, пошарил рукой по стене, затем взял табурет, углом которого тихо проломил податливый гипсокартон.
Тихое солнечное утро. Здесь, на севере, это имеем определенно наркотическое воздействие. Увидел раз – конец тебе, привыкание абсолютное! На сетчатке твоих глаз останется код, прописавшийся навсегда — на юге вдалеке через белую столешницу тундры цепочка гор, обступивших верховья реки Собь, на севере долины одновременно близкая и далекая, массивная и незаметная в хребте гора Пендирмапэ. Твое время здесь – вечность, твой мир здесь — это вселенная. И утро – лучшее тому подтверждение. С вершины этого утра большинство твоих ощущений, событий и действий вне кода, прописанного на сетчатке, есть всего лишь 999 отражение в 999 зеркале 999 неба, созданного бездарным кормчим. Момент истины – ты тихонько, чтобы не спугнуть отсвет на скате палатки, крадешься из спальника. А дальше – доли секунды, когда молния входа, словно шлюз космического корабля, выравнивает внешнюю и внутреннюю среду. Даже немного глохнешь от тишины такого утра. В этом войлоке негромки и так уместны звуки собирающегося лагеря; звон посуды, щелканье снаряжения, разговоры. Мысли живут сами по себе и их уже не догнать – они где-то в километрах, парсеках, террабайтах и веках от физического тела. Воображение позволяет ощутить что-то почти забытое, но от этого не менее ценное. Кажется, 86-й, болтаюсь на самодельной обвязке из веревки под вершиной скалы, дядя Володя как циркового медвежонка подтягивает меня наверх, следующий кадр – разорванные синие польские резиновые сапоги, мама убьёт! – ухмыляющийся братан – «Это Таганай, Санечка!», переезжаю бурную реку на спине брата, рюкзак шариком, сухари, пот градом — какая же длинная эта каменная река! Затупил, чисто внешне, остановился, превратился в утренний войлок, растворился.
-Ты выходишь?
— Ага! – вздрагиваешь, возвращаясь.
— Рацию возьми.
Интересно, где бы тут найти кнопку Redial, чтобы это утро повторять бесконечно?
Солнечный вечер здесь – одновременно медитативен и разухабист, романтичен и пахнет дневным потом, но от того не мистичен менее утра, хоть и вечность и вселенная твои съеживаются до десятка часов, прошедших этим днем, видения прошлого спокойно отдыхают и не беспокоят. Вместе с этим, твое сегодня здесь – это вечность. Жить сегодняшним днем – избитый тезис современной технократической городской буржуазии – здесь получает свое истинное понимание; жизнь здесь, как и твое сегодня – это твоя вечность и другой у тебя не будет. Вечер, кажется, не привязан географически, хоть и наполнен тыканием глазами и пальцами в какие – то объекты, казалось бы, в километровой доступности. С таким же успехом можно тыкать в космос. Утренний код в багряных закатных красках глубок и выразителен – каждая грань его приобретает свою тень и глубину. Однако, наблюдать за таким вечером из лагеря, когда чувство близости палатки, огня и еды сдвигает акценты восприятия в область быта, и быть непосредственными участниками этой феерии, находясь в горах – разные вещи. У нас есть такая возможность, полярный день дарит нам ее, да и в целом существенно вмешивается в ход биологических часов. Изнутри вечер утончен, романтичен и быстр. Сплетение уже тонкого света и еще робкой тени. В сплетении нет борьбы, они — есть одно целое. Первый вестник теней – это похолодевший воздух; солнце уже не в силах прогреть его. Вскоре растущие тени поглощают тебя. Романтика вместе с философскими бреднями быстро покидают сперва подмерзающие руки и вот ты уже несешься к хорошо различимым в тундре палаткам. Чаще же, ты после очередных, обильных и громких вечерних возлияний, лазером мочи, направленным в сторону заката, вырезаешь фигуры в снегу, базлая при этом песню, чтобы не отрываться от коллектива.
Солнце здесь не всходит и заходит, оно всего лишь поднимается и опускается. День и ночь здесь – понятия весьма и весьма относительные, и более ассоциированы с биологическими часами. Может статься, что древние не были такими непроходимыми идиотами, как нам их часто представляют, утверждая, что Земля плоская. Достаточно предположить, что под плоской Землей подразумевался только лишь один мир, коих могло быть множество, и люди были способны перемещаться между ними, и тотчас наши современники в своем идиотизме представлений о мире поменяются местами с предками. День – это затянувшееся утро, быстро трансформирующееся в вечер. Меняются картинки вокруг – мы снова без устали крутим ногами планету в разные стороны. Режем кантами податливый снег. Надеваем и снимаем камуса, кипятим вдалеке от лагеря чай в маленьком котелке и снова крутим планету. Она, наверное, уже сошла с ума от наших разнонаправленных движений. Впрочем, мы делали все то, что мы делаем в таких случаях уже много раз. И вместе с этим, сама вероятность влияния Проводника, находящегося в тысяче километрах к югу от нас, порой очень мешала мне адекватно воспринимать действительность. Найти доказательств его причастности к хорошей погоде я не мог, оставалось только придать ему и его подкове статус плацебо. Или вовсе позабыть о каких – то инсталляциях и просто наслаждаться моментом. Пожалуй, это лучший вариант.">
2 комментария
Какое это было счастье спустившись с вершины провожать солнце, ныряющее за стоящий над тобой Пайер и отходить всё выше и выше на противоположный склон в надежде урвать еще его кусочек.