— На этот счет существует общепринятая теория. Будто бы в глубокой древности местные жители, увидев какое – нибудь примечательное место, произносили нечленораздельные звуки, якобы выражавшие их восхищение. Рано или поздно эти звукосочетания становились именами собственными, прилипали к месту, потом приходили географы, рисовали карты, подписывали названия. А потомкам и дела нет до того, что же эти звуки означали на самом деле; гораздо проще верить в милую придуманную историю. Таких географических названий полно по всему миру; например, здесь же, на Урале, есть плато Торрепореиз, которое вроде бы с языка манси переводится как «Вай! Вай! Как красиво!», однако… На самом деле люди произносили имена… Ну, конечно, одни говорили осознанно, то были шаманы, а все остальные больше из боязни. Имена носили маленькие существа…такие маленькие уёбки типа домовых. Основным их предназначением было не пускать непосвященных людей к местам силы, этакий фэйсконтроль. Соответственно, шаманы просили их пропустить к месту силы. Домовые эти могут принимать любые формы, однако, как правило, они прикидываются корягами, пнями, камнями с уродливыми человеческими чертами и пугают людей. Непосвященным этого достаточно, чтобы броситься наутек. А если кто и упорствует, так его они могут легко довести до сумасшествия. Однако, истинно верующего они не остановят. Беда с ними в том, что у них очень плохая память на лица, поэтому пугают они всех и вся без разбору…Важно знать всех их по именам, чтобы они пропустили тебя.



]- И что, тут неподалеку есть место силы?
— А ты присмотрись к тому месту, куда постоянно наведывается Сергеич. Думаю, там ты этого Ёбооо и найдешь…
Сергеич поднимался по лиственничному редколесью на западный склон Большого Пайпудынского хребта. От базового лагеря он выглядел более чем невыразительно. Надеясь развеять зрительные предубеждения, Сергеич ожидал найти здесь склон для катания. Самое время, пока молодое поколение упороло на Домашний склон. Несколько минут назад он прошел мимо места, где мы обычно набирали воду – небольшой, свободный участок реки. «Определенно, в этом месте есть что – то особенное. На сотни метров вокруг маленькая горная речка закована в снег и лед, буквально затерта ветром в тундру так, что, проходя мимо и не скажешь, что здесь течет река, и вдруг! открытый участок – журчание воды, камни во мху. Может причина в том, что здесь в Малую Пайпудыну впадает небольшой ручеек, создавая свой микроклимат? Возможно. Но эти ощущения! Когда светит солнце отсюда потрясающе красивый вид на горы по ту сторону Соби. Умиротворение первозданное! У – МИРо – ТВОРЕНИЕ! Несомненно, у местных это культовое место». «Надо там камней наставить», — решил про себя Сергеич. Между тем, лиственницы закончились и склон медленно, но верно взял круче вверх. Правда он был засорен выходами курумника, но сюда наметался западными ветрами свежий снег из долины, и была вполне ничего себе целина. Короткая, но была. Удовлетворенный собой и своими наблюдениями, Сергеич сменил снегоступы на сноуборд и сиганул вниз.



Открываю свою записную книжку. «Точка 7, Ручей, L от точки 5 490 м., 67º06,739´ 65º19,434´». Я взял пустые котелки, нацепил снегоступы и отправился знакомиться с Ёбооо. За эти 490 метров предстояло понять, зачем мне туда нужно, чтобы потом убедить в этом Ёбооо, иначе смысла идти не было абсолютно никакого. Проводник поставил на этом особенный акцент. Настроение было далеко не философское. Я вспоминал «Путешествие в Икстлан». Вся эта мексиканская смесь здесь была чуждой; вместо грибов и кактусов водка в литровых ёмкостях, купленная в магазине на колесах, вместо циновок в убогих лачугах, на которых можно спать голым, теплые спальники в крепких палатках. Здесь не нужно было искать или придумывать параллельных миров и реальностей, бегать за ними по прерии, они существовали сами по себе. Да и само понятие «МЕСТО СИЛЫ»… Если есть сила, значит должны быть и слабости. За силой ходят тогда, когда ее не хватает. Найти в себе слабости, покаяться, просить помочь справиться с ними? Бред! Нет никакого места силы. Проводник явно лукавил. Нет силы – нет и слабости, нет радостей – нет и разочарований. Срединный путь! Я уже прошел метров 200, а дельного предлога для знакомства так и не придумал. Можно, конечно, выполнить миссию посланника и передать привет от Кота, но это было бы слишком банально, да и Ёбооо навряд ли бы откликнулся. Осталось всего 50 метров до реки. Стало видно, что Сергеич уже побывал тут сегодняшним утром; на островке каменистой россыпи, покрытой мхом, расположенной посреди притока, возвышались несколько фигур, сложенных из камней. Вместе эти фигуры выглядели несколько жутковато. Хмурое утро не давало теней и картина была плоской. Я поставил котлы у воды, посмотрел на фигуры и прокричал: «Ёбооо, Я вернулся домой!». Хотелось услышать в журчании воды что – то вроде « С возвращением», однако ничего не изменилось, Ёбооо никак не отреагировал, не скорчил мне рожу, не испугал. Только с одной из фигур свалился небольшой камень, видимо неустойчиво поставленный…











В мероприятии, между тем, наметилась стагнация. Заканчивалась календарная неделя. Низкая облачность лишь иногда приоткрывала «Корыто», запасы продуктов и алкоголя стремительно таяли. Я каждый день рылся в отсыревших скудеющих продуктовых мешках, суммировал, вычитал, раскладывал готовки, перекусы. Хреновые мы экспедиционеры! Сожрали на закуску еще в первые дни практически все рыбные консервы, налицо перерасход основных продуктов. Коньяк – вискарь – ВахкакойАрцах! Где теперь это все? Давно выссано в снег и растаяло в головах словно туман. Кто – то умудрился даже смайлик выссать. Веселые парни! Где же ты, наше солнышко ясное!? Недостача мясных продуктов в котле, подогреваемая моими рассказами о том, как в прошлом году Женька ставил петли на зайцев, и как они над нами посмеялись, провоцировала в неокрепших перед невзгодами умах идеи по отлову длинноухих с целью восполнения белковой пищи для наших уставших организмов. В конце концов, Олег изъял из моего ремнабора всю контровочную проволоку и пообещав на завтра накормить всех зайчатиной, отправился к ручью. Зайцев в этом году было немного, по всей видимости из – за нестабильной весны, однако Олег был решительно настроен. Проводник язвительно усмехнулся, выждал некоторое время после того, как вернулся Олег и, поманил меня за собой. Пока мы шли, он рассказал мне суть дела.
— Зайцы довольно туповатые существа, но мне их жалко, поэтому я тебе покажу маленькую смешную практику…Пугало называется.
— Это как?
— Увидишь.





Олег расставил петли среди невысоких лиственниц в тех местах, где виднелись свежие заячьи следы, ведущие к открытой воде. По логике, жертвы должны были спускаться к водопою, влекомые жаждой, ничего не подозревая и запутываться в проволоке. Мы встали на заячьей тропе немного дальше от ручья, чем петля и затаились. Проводник велел мне наблюдать и ничего не говорить. Чуть подсыпал снег и не было ветра. Проводник чуть отошел вверх по тропе и внезапно обернувшись поднес палец к губам, требуя тишины и… пропал. На его месте стоял скрюченный кустарник. Через несколько секунд на тропе появился заяц, неторопливыми прыжками направлявшийся к воде. Когда он поравнялся с кустом, которым раньше был Проводник, произошло вот что. Кустарник сильно и неестественно скрутил свои уродливые ветви, а одной из них влепил зайцу по роже. Реакция последнего была ожидаема – он во всю прыть огромными скачками шарахнулся в сторону. Я расхохотался. Проводник, который стоял уже рядом со мной тоже засмеялся.
— В чем суть этой практики? Зайцев пугать?
— Ты ничего не понял, балбес, — осклабился Проводник, — главное в этой практике – это перевоплощение. Только оно было в твоих глазах, я как стоял, так и стоял, но ты видел куст, хлестнувший зайца веткой. Заяц тоже видел куст, между прочим… ВИДЕТЬ – вот основная практика. Ты ей не владеешь, как и тот заяц, поэтому и не разглядел Ёбооо…
Приятным исключением в серости стал обнаруженный Сергеичем западный склон Большого Пайпудынского хребта. Пару дней мы усердно утюжили его. Я ходил на этот склон как на работу, со смесью ощущений неизбежности и необходимости. Осознание того факта, что погода не дает нам сходить на главные и серьезные маршруты района сверлило мою голову постоянно. Вспомнилась цитата из какого – то описания туристических возможностей уральского севера: «…неустойчивость погоды и затяжные периоды, когда не увидишь солнца над Полярным Уралом, приводит к казусам – есть немало туристических групп, хорошо знающих предгорную тундру и не поднявшихся не на одну вершину, поскольку за весь поход горы им так и не открывались…». В этом отношении мы еще везунчики, поскольку основная наша цель – это снег в горах, а не сами горы, как для туристов. Таким образом, по части катания был пропущен только один день, отнятый у нас пургой.



За день до выхода в населенку зарядил снег. Обильный, закрывший все горы, с порывами ветра. Если бы это было где – нибудь в Сибири, такое положение дел могло только радовать, но не здесь. Здесь работала аксиома: Максимальный кайф от катания = солнце + достаточное количество снега в горах + положительные температуры. Тем не менее, была и всеобщая аксиома: Заключительный день катания «свафлить» нельзя. Времени до вечернего поезда Воркута – Лабытнанги было предостаточно, поэтому большая часть группы отправилась в сторону склона, начинающего подъем на «Тяпку», который едва проглядывался сквозь пелену снега. Склон выглядел как огромная лошадиная задница, рассеченная пополам некрутым распадком, обрамленным с севера выходами скалок. Этот распадок, который уже успел катнуть вездесущий Сергеич, мы назвали «Трещиной». Мы поднимались чуть в стороне от «Трещины» по большому полю. По мере подъема снег усилился, пропали ориентиры, и мы оказались даже не в белой пустыне, а в тягучей вате, обволакивающей сверху и снизу. Катание в таких условиях получается довольно смешным. Приходится гнать свои ощущения далеко впереди лыж. Для лыж это тоже проверка. Грустят фрирайдные лыжи, привыкшие вгрызаться в склон, радуются черепастые уроды с окровавленными литовками на Сашкиных Хэлбэндах – их рокер сейчас очень пригождается их наезднику, взлетает над склоном нос Сергеичевой доски, мои Скоттибобы отнеслись с пониманием к происходящему – во всяком случае не вышвыривают в несколько тяжеловатой целине. А целины много, очень много, сколько еще не было! Финальный спуск сезона напоминает первый в декабрьском Геше. Вот это «закрывашка» получилась!...☺







Выход в населенку – это всегда радость для тела и трагедия для души. Самое время чтобы разъединить их, оставить туловище халкающим пиво на ступеньках ларька, а самому сгонять в светлую полярную ночь с неожиданно разъяснившимся небом, ну хоть до горы Черной, что виднеется на юге, посидеть на снежнике, проводить солнце, накатом уходящее под горы. Пока нос будет втягивать в себя запахи весны, медленно входящей в северный поселок, можно заглянуть на пик Топографов и посмотреть на другую сторону реки, авось и увидишь свои следы на склоне. Когда ты вернешься, тело уже будет сидеть в одних трусах в теплой избе и нажираться вокойпивомпельменями. Пойми его и прости, это оно от безысходности…



Домой я ввалился часа в четыре ночи вместе с Проводником. Крадучись мы проследовали на кухню, где выложили северные гостинцы семье в виде рыбы, оленины и амулетов, попили чайку и включили компьютер, чтобы узнать что нового в сети, а также разобраться с фотографиями. Листая файлы, я привычно выделял наиболее интересные кадры, кроил их, гонял уровни, делал им ресайзы и складывал в отдельную папку. На одном из снимков мой взгляд застрял. То ли это уже предутренние глюки вкрались в монитор, то ли на самом деле одна из фигур, сложенных Сергеичем у ручья состроила мне рожу, высунув язык. Я молча толкнул в бок Проводника, он глянул на экран, усмехнулся и сказал:
— Наконец — то ты начал делать успехи по части ВИДЕНИЯ, значит не все так безнадежно. Ладно, пошли спать…

">