Мы не виделись с Проводником довольно долго. Год назад, когда мы с Женькой уже собирали лагерь, чтобы выйти на 110-й километр, он заявил, что остается, забрал у нас палатку, еще кое — какое бивачное снаряжение, помахал нам рукой и отправился в чахлый кустарник за дровами. Это было в его стиле, поэтому мы не особенно удивились. Оглянулись на него из — за перегиба, покричали что — то на прощание. Он даже не обернулся.



]
Не скажу, что я сильно скучал по нему за этот год. Точнее сказать, меня больше интересовали новые практики, о которых он только обмолвился. Практика полетов (как её называл Проводник «Гуглолет», дико хохоча при этом) далась мне неожиданно легко. Правда он бранил меня за угловатые движения в воздухе и постоянно далдонил о том, что надо менять снаряд, непонятно, чем ему не нравился мой Custom. Я ухмылялся и обещал привезти что-то особенное. Он не знал про мою страсть к телемарку. Теперь мы сидим с ним на наддуве, под которым кипит работа по постановке базового лагеря, и дымим в закат.
— Ты все время был здесь?
— Конечно нет, зима здесь холодная, её имеет смысл проводить где-нибудь в Сибири, там тепло и снежно.
— Ты был севернее; Хадата, Оченырд?
— Пока только на «Гуглолете», но если ты соберешься, то я обязательно увяжусь за тобой, мне нравится твоя организация.



Мне и самому понравилась организация заброски. Неполные сутки с того момента, как мы выехали из Екатеринбурга уместили довольно много событий и перекладного транспорта на пути к базовому лагерю под Малым Пайпудынским хребтом. Алкотрип в микроавтобусе под вопли Шнура с финалом на посту ДПС при въезде в Тюмень, долго втолковываю инспекторам то, что на крыше закреплены лыжи в чехлах, а не «стингеры» и «мухи», пытаюсь уточнить дорогу до улицы Пархоменко…или Пономаренко…не помню, Саня, наш водитель и хронометрист в это время ссыт в стакан, у него пытаются найти амфетамин, аэропорт в предутренних сумерках, рамки, стойки, перегруз, «Боинг» с куском теплого рыбного пирога, похмелье и полубесонная ночь тяжело стучится в виски – девушка! воды будьте любезны, без газа, АиФ – Дима и Вова поздравили друг друга с первым мая, какая радость, теплая встреча в Салехарде – Слава! Как я рад тебя видеть, Стас, Антон – рад знакомству!, на переправе очередь в «подушку» и жуткий холодный ветер, берем ее штурмом в два захода, газель, вокзал Лаптей, поезд на Воркуту, Харп – привет, Юра, давно не виделись, как сам?, в грязном вагонном окне дремой плывет Райиз, Быстро!!! Поезд стоит минуту – восемь кулей, лыжи и прочее снаряжение вылетает в узкий зев двери за 48 секунд, сдержанная встреча с мужиками в балках, отель «Воркута» — бывшая общага, теперь просто сарай, хоть и с окнами и дверьми, куда оставляем ненужные вещи, замызганный лист из порножурнала, кажется кто-то прихватил его с собой, четыре километра на вездеходе, пару часов марша под рюкзаками, палатки, костер, ну, что, «штанги отошли» — первая порция коньяка оттеняет в мозгу небесную синеву приятной усталостью…





Проводника немало удивили мои лыжи. Он долго вертел их в руках и разглядывал. Больше всего ему нравилась инкрустация языков пламени на поверхности топа, выполненная из тонкого шпона.
— Это настоящее дерево?
— Более того, это ручная работа.
— А крепления?
— Это для того, чтобы делать телемарк.
— Это что?
— Ну…Ты видел когда-нибудь, как пляшут кришнаиты и прочие поборники всеобщей любви? Примерно тоже самое, только на лыжах и с горы. Короче, завтра покажу, — я даже почувствовал некоторое превосходство над Проводником, ощущая его детский интерес к вещам, доселе ему не знакомым.
— Ладно, завтра покажешь…Эти люди – все твои друзья? – внезапно переменил он тему, — кивая на копошащихся под наддувом.
— Трудно сказать. Для меня понятие дружбы ассоциируется с беззаботной беготнёй в детском саде и обжимашками с девчонками в десятом классе. Сейчас я стал стесняться произносить это слово. Правильнее сказать, я на одной волне с этими людьми и мне это нравится.
— Ба! – воскликнул Проводник – Так ты и дома практиковал кое-что?
— Практиковал — слегка смутился я, — но немного, например, практику «Человек из Кемерова» (Это довольно простая практика, заключающаяся в том, что вмешиваться в ситуацию необходимо только тогда, когда есть уверенность в положительном исходе.)
— И как?
— В обычной городской жизни, работе, семье помогает здорово.



***
Проводник запустил «Гуглолёт» почти сразу по выходу из базового лагеря. Я видел, как он помахал мне рукой, когда уже парил над «Восьмерками». «Лентяй!» — подумал я, твердо решив запыхтеть на вершину вместе со всеми, и оглянулся назад. Наша группа ровным темпом втягивалась в пологий подъем от лагеря к горам. Последние кустики остались позади, и вокруг осталась лишь белая пустыня. Был один из редких в этих горах день, когда легкий ветерок лишь приятно холодил разгоряченное подъемом тело. Солнце светило сквозь высокие редкие кучевые облачка так, будто большое стадо огромных солнечных зайчиков неспешно брело по рельефу гор, бесконечно его меняя; то уменьшая, то увеличивая крутизну склонов, раздувая из маленьких снежных козырьков большие наддувы, перемещая скалы. Невероятное движение пейзажа обостряет прокуренное обоняние и стирает пыль с матрицы сетчатки в глазах. И снова как в детстве за ближайшими перегибами скрываются необъятные горизонты, надо только чуть потерпеть на подъеме, а нос чует остро, и снова вокруг только такие же, как и я, беззаботные друзья. Я вижу в лицах своих спутников то трогательное восхищение окружающим миром, которое можно увидеть только в лицах детей, шагающих по улице в театр, взявшись за руки по парам. Решительно, подъем стоит того, чтобы не променять его на «Гуглолет»!





С «Писюна» решили ехать левее пути подъема с последующим уходом за перегиб в северный цирк. Проводник всем своим видом показывал свое безразличие к варианту спуска, граничащее со спесью. «Замастерился, козёл», — думал я, — «Щас я тебе покажу»! С перегиба я окончательно отпустил лыжи, ветер засвистел в ушах, анорачка из легкого капрона затрепетала. Активно закручивая корпус в дугах, я чувствовал, как стихает шорох снега под лыжами. Фактически я уже резал лыжами упругую очень скользкую субстанцию. Это был воздух. Высота была небольшая, поэтому рельеф горы мчался на меня с умопомрачительной скоростью. Упиваясь ощущением этой скорости, я пролетел мимо ошарашенного Проводника. «Извини, парень, не смог остановиться», — с некоторым злорадством подумал я и прибавил прыти. Инерции хватило, чтобы вынести меня на противоположный склон цирка как раз к месту, по которому обычно проходила тропа подъема на «Тяпку». Здесь было удивительно красивое место для перекура. Снежный склон был практически перпендикулярен солнечным лучам, поэтому стояла неимоверная жара. Получилось небольшое вынужденное ожидание; двое ребят карабкались вслед за мной – наш финдиректор Саня и Сергеич, старейшина, шаман и единственный доскер в команде. Время было чем занять. Поднимающиеся Саня и Сергеич периодически органично сливались с пейзажем, делавшие вторую скатку с «Писюна» ребята были едва видны невооруженным глазом, поэтому приходилось загонять трансфокатор видеокамеры на максимум, солнечные зайчики, бредущие по тундре и горам, свидетельствовали о предстоящем ухудшении погоды. Все это великолепие, пусть и в эрзац виде нолей и единичек, укладывалось в память фотоаппарата и видеокамеры. Распаренный активным днем и маревом я незаметно для самого себя потихоньку засыпаю…





Мерными движениями вгоняю кошки снегоступов в податливый, размягченный солнцем снег. Остается буквально метров двадцать до выхода на гребень. Под ногами огромный крутой снежный склон, уходящий в небо. Двадцать метров как квинтесенция четырех часов пахоты для уставшего тела и предтеча того, ради чего нужно это самоизнасилование – спуска на лыжах. В ногах легкая дрожь. «Боишься меня?», — слышу я вопрос из снега. Молчу, потому что знаю, что страх есть. Надо быстрее встегнуться в лыжи, тогда страх уйдет. «Мы на гребне! Вершина левее и выше!», — слышу я кого-то из группы, преодолевшего эти долбанные двадцать метров первым. Траверс бесконечно долог. На запад хребет обрывается двухсотметровой отвесной стенкой. «Боишься меня?» Поздно уже бояться, мы на вершине!
— Саня, готов принимать – вырывает меня из сна Санин голос в рации. Горы отодвинулись, заветная вершина Пендирмапэ Центральной уменьшилась до едва заметной закорючки на хребте. Мы едем из под «Тяпки» по широкому мягкому и не крутому склону…



Вечером в лагере царило оживление. Прибыли Антон и Стас из Салехарда, привнеся в коллектив кое — что из продуктов и алкоголя, самыми важными из коих были признаны лимоны, поскольку в их обязанности входило поучаствовать в солянке и, что более важно, будучи обвалянными в сахаре стать доброй закуской коньяку. Лимоны с возложенными обязанностями справлялись хорошо, судя по возрастающему людскому гулу.
— Тебя что-то беспокоит? – поинтересовался Проводник, когда мы с ним снова уединились около чахлых лиственниц сверху наддува.
— Погода портится…
— Прими это. Если снизу облака, то сверху всегда будет солнце…">